Моя малая родина Фурманов.
Август 2015 года.
Часть I
Наверное, у каждого человека имеются места, связанные с
детскими переживаниями и воспоминаниями,
любые упоминания о которых отзываются в душе особой музыкой. У меня
таких мест несколько. Это, прежде всего, подмосковные городки и местечки –
Бронницы, Становое, о которых я уже писал в записках. Затем – город Полярный,
который находится на самом берегу Баренцева моря, где нам с родителям довелось
прожить три года (надеюсь, дойдут руки и до этих суровых и романтичных мест).
Ярославль, конечно, но это уже почти взрослая студенческая жизнь. И, наконец,
Фурманов, текстильный городок в Ивановской области, куда нас с братом часто на
целое лето отправляли гостить к бабушке с дедом.
С Фурмановым связаны удивительно теплые и щемящие
воспоминания, напоминающие о деревенском доме, располагающемся в Фотеехе,
окраинном районе Фурманова. Ранее это была почти деревня, с несколькими рядами
улиц – Ленская, Красногражданская, Девятнадцати, Демьяна Бедного, Маяковского, застроенными
деревянными разноцветными домами, украшенными резными наличниками,
оборудованными палисадниками с цветниками и кустами шиповника, откуда мы вместе
с бабушкой совершали набеги в окрестные леса по грибы-ягоды.
Многие названия этих улиц нынешней молодежи вряд ли что
скажут, например, «Девятнадцати, Ленская». Откуда можно догадаться, что первое
название связано с событием Гражданской войны - гибелью 19-ти продотрядовцев,
направлявшихся из Иванова для изъятия зерна из окрестных сел. Не доехал продотряд
до Середы, сошел с рельсов на соседней станции Домовицы, за что поплатились
многие, в том числе и невинные… А название улицы «Ленская», на которой стоял и
дедушкин дом, происходящее от Ленского расстрела 1905 года, и в советское время
некоторые граждане, не шибко знакомые с российской историей начала 20-го века, полагали
грамматической ошибкой от имени вождя.
Ещё несколько примечательных исторических фактов. Городской
статус Фурманов получил в 1918 году, но тогда он именовался «Середа» по
названию железнодорожной станции, а ранее – богатого села «Середа-Упино»,
владельцами которого в разное время были такие именитые российские аристократы,
как князь Баратынский, декабрист Муравьев-Апостол. В 1941 году, перед самой войной, город
получил нынешнее наименование по фамилии родившегося там Дмитрия Фурманова, комиссара
легендарной Чапаевской дивизии, автора знаменитого романа «Чапаев» и героя
одноименного фильма. Кстати, я обратил
внимание, что в нынешних городских путеводителях Дмитрия Фурманова скромно именуют писателем,
не упоминая об его участии вместе с Чапаевым в Гражданской войне.
В дедушкином доме главное место занимала, как и положено,
русская печь, за которой находились полати – дощатая лежанка под потолком с
одеялами, где детня, т.е. мы с братьями и сестрами, любила прятаться. С полатей
можно было, не слезая на пол, перебраться на печь или дотянуться до высоких полок, затянутых ситцевыми занавесками, куда бабушка
Аня складывала удивительно вкусные пресные колобушки, испечённые в печи для внуков.
Дом был полностью построен дедом Сергеем перед
Отечественной войной, на которой он провел полных четыре года, захватив и
Японскую кампанию. Дедушка рано ушел из жизни, в 1966 году, наверное, сказалась
нелегкая жизнь, заполненная непрерывным трудом для поддержания большой семьи. У
них с бабушкой Аней родилось десять(!) детей, из которых выжило и выросло
только шестеро девочек, среди которых оказалась и моя мама Надежда. Всех
родившихся у Рыбиных (фамилия семьи деда и девичья фамилия мамы) мальчиков Бог
прибрал в самом младенческом возрасте. Из ныне здравствующих остались трое –
самая старшая моя тетушка Нина, проживающая в Челябинске, самая младшая – Людмила
(Люся), хранительница до последнего времени родительского дома-очага, которую
мы, старшие племянники, и тётей-то никогда не называли в силу близости
возраста, и тетя Тоня, средняя по возрасту, также, как и Люся, продолжающая
жить в Фурманове.
Вот их-то, моих тетушек Люсю и Тоню, а также детей и
внуков моих остальных родственников, ныне пребывающих на Фурмановском погосте,
я и прибыл навестить августовским вечером этого (2015-го) года. Со мной был
верный спутник последних лет – фотоаппарат Кэннон, с которым мы намеревались
заново познакомиться с Фурмановым после довольно долгих лет разлуки.
Скажу сразу, ожидания от встреч были не самыми радужными.
Сказывались воспоминания от многочисленных потерь родственников, попрощаться с
которыми в моменты их кончины не удалось в силу удаленности. Да, и живущие
должны были сильно состариться со времен последних встреч. «Как они там выживают
в глубинке на свои копеечные пенсии? - думалось. – А подросшую молодежь, поди,
и вовсе не узнать будет…»
Представлялось,
что и сам городок после полной утраты своей определенной значимости в советские
годы (как никак - один из текстильных центров!) явится образцом упадка и
провинциальной деградации. Должен сразу оговориться, что мои черные
ожидания, к счастью, не сбылись!
Но по порядку… Дизельный поезд Ярославль – Иваново прибыл
на перрон вокзала точно по расписанию (к чему нас за годы перестройки приучила
РЖД – одно из немногих, к сожалению, положительных российских завоеваний нового
времени).
Фурмановский вокзал, отделанный серо-голубым сайдингом,
являл собой типичное для большинства нынешних железнодорожных небольших станций
зрелище – очень аккуратное здание, чистенькое, но полностью безликое. На
наружных стенах вокзала отсутствовало(?) расписание, зато имело место
объявление о часах работы вокзала – по нескольку часов утром и вечером (тоже
реалия нынешнего времени, но уже вряд ли положительная), когда через станцию по
проходят пассажирские поезда, следующие из Самары, Нижнего Новгорода, Иванова в
Ярославль, Вологду и далее – до Питера.
Встретила меня тетя Люся, к моей радости выглядевшая
очень бодро. После недавно прошедшего дождя город смотрелся чистым и свежим.
Люся вела меня по зеленым улочкам, рассказывала о зданиях, продолжающих жить или канувших в лету. Прошли мимо бывшего
кинотеатра «Дружба», вернее места, на котором он находился, ныне сплошь заросшего
бурьяном. В давние годы посещение кино с кем-либо из тетушек, Люсей или Валей,
тогда – еще незамужних девушек
(самостоятельно нас не пускали за малостью) было целым событием!
Прошли мимо бывшего здания Госбанка, где в советские годы
Люся работала кассиром. С этим зданием в городе связана одна остросюжетная
история, о которой лично я услышал совсем недавно на одном из каналов
российского ТВ в программе о криминальных историях, случившихся в СССР. Ведущий, актер
Каневский, бывший майор Томин из Знатоков, поведал об ограблении одного из
провинциальных банков, из которого умыкнули астрономическую по тем временам
сумму около ста тысяч рублей (вспомним, Жигуль в то время стоил шесть тысяч, а вовсе
недостижимая Волга - десять)! Каневский назвал место, где это произошло – город
Фурманов Ивановской области (помнится, я аж подпрыгнул у телевизора) и показал
фотографию здания банка (того же самого, что и на моей фотографии, но
сорокалетней давности). Я, конечно, не
удержался порасспросить у Люси об обстоятельствах того давнего преступления.
Оказывается, тетя все прекрасно помнит, назвала с точностью до копейки сумму,
похищенную из банка, имя грабителя, замыслившего это преступление со своим
друганом, охранником банка, которого он там же и порешил, злодей. Люся
вспомнила, что милиция помучила работников банка тогда изрядно, пока не напала
на след настоящего грабителя, промышлявшего уже далеко за пределами Фурманова.
Получил тот по советским законам причитавшуюся ему «вышку», а все деньги,
похищенные из банка, кажется, так и не обнаружили...
Скромная однокомнатная квартирка Люси (правда, с обширной
лоджией, позволяющей даже принимать иногородних гостей в летнее время), где она
живет с мужем Валерием, располагается у самого
автомобильного моста через железнодорожные пути (прилагающийся снимок сделан
как раз с моста). Окна квартиры выходят на одноколейку, поэтому их жильцы наизусть знают расписание всех поездов, следующих через
Фурманов.
Уж, коли я упомянул своего дядю Валеру (вот он рядом на
фотографии), следует в этом месте вкратце рассказать историю жизни его предков,
показавшуюся мне очень занимательной. Валерий не местный, а происходит
родом из эстонцев, в начале прошлого века переселившихся на
Ярославские земли.
Оказывается, княгиня Гагарина владела обширными, но неосвоенными
лесными угодьями в окрестностях нынешнего
города Данилова, Ярославской области. Знатная княгиня обратилась к эстонским
семьям, проживающим по хуторам под Тарту, с предложением переселиться,
пообещала им и земли, и возможность трудиться на них за какие-то подати в её
адрес. Немало эстонских семей, очевидно молодых, откликнулось и переехало тогда
в Ярославскую губернию. Княгиня Гагарина полностью сдержала свои обещания.
Эстонские семьи обустроились, пустили корни и все бы ничего, да грянули
революция и Гражданская война, после которых независимые и зажиточные в
большинстве эстонцы потеряли, что успели нажить. Многих, как положено, раскулачили
и выслали в места, не столь отдаленные. Семейству Валерия, быть может, повезло
в том смысле, что его мама вышла замуж за местного русского (что было нетипично
для эстонских переселенцев). Из-за этого их эстонцы не считали за
«своих», но может по тому и репрессиям они не подверглись в годы поголовной
коллективизации.
Валерий с моей тетей Людмилой познакомился в 60-е годы,
когда она молоденькой учительницей после окончания Ивановского педучилища
приехала в интернат деревни Сосновка, что была рядом с родной деревней
эстонцев-переселенцев (к сожалению, не запомнил названия). Через несколько лет
молодая семья переехала из Ярославской области в соседнюю – Ивановскую, в Фурманов,
где они какое-то время жили вместе с бабушкой, а потом, после её кончины, тетя
Люся стала единоличной хранительницей родительского дома.
Следующий мой день целиком был посвящен Фурмановским
родственникам, живым и уже упокоившимся. Утром мы с Люсей отправились на
Мичуринский поселок, так именуется район, где в советское время был построен
микрорайон для работников новейшей 3-й ткацкой фабрики. По аналогии с
современными российскими мегаполисами Мичуринский поселок можно назвать
«спальным» районом, в противовес центру с сохранившимися традиционными
купеческими зданиями и старинными промышленными предприятиями – 1-й и 2-й
ткацкими фабриками.
По дороге мы с Люсей пересекли Фотееху и не преминули
пройти по родной Ленской улице, где я сфотографировал
фамильный дом, в котором теперь проживают чужие люди.
Улица Ленская, как мне показалось, в миниатюре
представляет собой образ нынешней России.
С одного конца – помпезный, ультра современный особняк.
С другого конца Ленской – традиционные деревянные дома, но
также стремящиеся походить на особняки. Я имею в виду, в частности, пластиковые
окна, вставленные в наличники, в которых они выглядят достаточно нелепо.
Я даже увеличил последнее фото, чтобы продемонстрировать
зрительную разницу пластиковых – и традиционных окон (за кустами).
Кстати, еще уродливее выглядят пластиковые окна в старинных
деревянных домах, вовсе лишенных наличников. Об этом наблюдении – чуть позже.
По дороге прошли мимо пруда – вернее сказать, бывшего
пруда, располагавшегося на самом краю Фотеихи, где мы в детстве любили ловить
карасей и купаться. К сожалению, нынешний вид пруда не вызывает желания не
только искупнуться, но даже приблизиться к нему. Пруд зарос, обмелел, а главное
– приобрел жуткий запах от каких-то гниющих отходов, поступающих через питающий
ручей. Люся сказала, что это из соседнего молокозавода.
Тем не менее, я решил запечатлеть это прискорбное место…
Когда делалось фото, подбежала местная женщина и стала жаловаться на
невозможность жить рядом из-за запахов. Она очевидно решила, глядя на мой почти
столичный вид и большой фотоаппарат, что наконец-то прибыла комиссия по их
жалобам. Я не стал сильно разубеждать женщину, вдруг этот снимок окажет свою
роль… Кстати, кой-какие положительные перемены всё
же там происходят. Совсем
недавно на месте дамбы, перегородившей ручей, находилась самостийная свалка.
Так вот, свалку городские власти ликвидировали и даже выставили предупреждающий
плакат (см. фото). Есть надежда, что у них и до пруда руки дойдут.
На Мичуринском мы встретились с кузиной Татьяной и с её внучкой
Настей, замечательным жизнерадостным ребенком.
С Татьяной нас связывают общие студенческие воспоминания
давних 70-х годов. Мы в то время были очень дружны. Одно время Татьяна даже
жила у нас на квартире, когда она, поступив в Ярославский техникум легкой
промышленности, по первости не получила общежитие. Тогда Таня с подругами
частенько участвовала в наших студенческих тусовках.
Одну из них я во всех
подробностях описал во 2-й главе «Стены памяти», где речь идет о праздновании
20-летия - http://sdfaruntsev.blogspot.ru/2015/03/blog-post_14.html (не удержался и привел фотографию сорокалетней давности, на которой Татьяна в центре).
Татьяна пригласила нас на следующий день на завтрак на блины.
Следующий визит мы с Люсей совершили к тётушке Тоне, удивительной труженице, знатоку местных лесных угодий, к сожалению, почти полностью
потерявшей зрение из-за старости, а потому – возможность ходить за грибами и
ягодами… Теперь о лесах ей может напоминать только стена с обоями в виде берёзовой
рощи.
В войну Тоня, уже почти взрослая девушка, была первой
помощницей матери (бабушки Анны) по дому, на ней лежали и все заботы о меньших
сестрах - Валентине, Капитолине и, особенно, о самой маленькой – Люсе,
народившейся в сентябре 1941 года.
Навестив живых родственников, мы с Людмилой решили
сделать вояж по местным кладбищам, чтобы оказать внимание и могилам ушедших… В
Фурманове на настоящее время имеются два места для упокоения – у Фрянькова, и у
Косогоров (названия ближайших деревенек). Попасть нам предстояло в оба места,
для чего было заказано такси. На Фряньковском кладбище покоятся моя тетя Валя с
мужем Владимиром, причем дядя Володя оказался на кладбище совсем
недавно, еще и памятника не удостоился.
При въезде на Фряньковское кладбище нас встретила
аккуратная, обихоженная часовенка, что мне очень понравилось.
Мы прибрались на могилках семейства Егоровых. Памятник с
фотографией тети Вали – на снимке в центре.
С тетей Валей при её жизни связывались забавные истории о
её способностях общаться во сне с умершими родственниками, которые ей часто
снились, беседовали, делились проблемами и даже обращались с просьбами к ныне
живущим. Зная эту особенность, многие, кто недавно и внезапно потерял близких,
обращались к тете Вале, чтобы она при случае передала весточку умершим или
выспросила у тех что-то, что не удалось узнать при жизни…
Пока мы с Люсей обихаживали могилки, таксист
терпеливо поджидал нас. А потом мы направились на следующее кладбище, на
противоположную сторону города.
Мы заново въехали в Фурманов и пересекли его центральную
часть.
Таков он – центр нынешнего Фурманова, города с
сорокатысячным населением.
На втором кладбище, которое встретило нас уже знакомой
часовенкой, покоятся наши остальные родственники, а главное – дед Сергей и
бабушка Аня.
Отпустив такси, мы с Люсей нашли участок, добросовестно выпололи
траву, обильно наросшую вокруг могилок со времени последнего посещения,
поклонились родителям и дедам. Люся по местному обычаю оставила на столике
рядом горсть крупы, конфеты и печенье…
Фотографии могильных надписей дедушки и бабушки привожу
для нынешних правнуков и следующих поколений, кто лично не сможет посетить эти
места. Года их жизни включили все потрясения прошлого века - и войны, и
революции, и многие из них прошлись прямо по семейству Рыбиных.
Постараюсь
вкратце изложить, что посчастливилось узнать от мамы и тети Люси.
Дедушке Сергею в 1914-м, году начала Первой Мировой как
раз стукнуло восемнадцать. Жил он тогда в деревне Сносы, что рядом с селом
Армёнки и одноимённой станцией, недалеко от Нерехты. Дед оказался по
мобилизации на «империалистической», как её именовали ранее, прошел всю войну и
вернулся к восемнадцатому году в родные Сносы. Надумал Сергей жениться (22
года, самое время деревенскому парню семьей обзаводиться!), присмотрел и невесту
Аннушку в соседнем богатом селе Армёнки. А тут новые власти объявляют мобилизацию
на следующую войну. Молодые, но уже через край нанюхавшиеся пороху парни,
друзья Сергея, проигнорировали большевистский призыв и организовали в соседних
лесах собственный отряд самообороны («зеленые»), винтовки-то все с фронта домой
прихватили. Слава Богу, вихри Гражданской не захватили Ивановско-Костромские
края, и воевать местному отряду не довелось ни с красными, ни с белыми.
По окончании Гражданской войны удалось Сергею, наконец,
жениться. Аннушка (в девичестве Соколова) происходила из добропорядочного зажиточного
семейства. Рассказывают, что её мама (моя прабабка) в бытность своей молодости
ходила с бурлаками на Волгу, кашеварила для них. Причем, «бурлачество» это
было, вопреки сложившемуся современному мнению, не уделом последних изгоев, а чем-то
вроде стройотрядов для молодежи нашего времени. Т.е. формировались бригады из
молодых рослых парней, подбирались такие же сильные и умелые девушки в поварихи
и отправлялись во главе с бывалыми бурлаками на летний денежный промысел на
Волгу, до которой рукой подать, тягать купеческие баржи. Думается, зажиточные
родители в те времена вряд ли отправили бы незамужнюю дочку, если бы это было
сильно предосудительно.
После свадьбы Сергей и Аннушка поселились в Сносах,
начали рождаться дети. Первая – Нина, потом Надежда (моя мама), затем Тоня,
Капа, Валя. Люся, как ранее упомянуто, родилась в самом начале
Отечественной войны и уже в Фурманове. Всего детей у Рыбиных родилось десятеро, выжило только шестеро – и все дочки.
Дед Сергей был работящий, на все руки способный. И семья,
и хозяйство росли, крепли, но подоспела коллективизация… Необходимо было сдать
всю скотину и инвентарь в общественный фонд. Представляю, как жалко было
селянам отдавать своё добро, нажитое кровью и потом. Поскольку дед Сергей
был одним из самых работящих и хозяйственных к тому времени, то и доля его имущества и
скотины в общественном фонде оказалась немалой. Чтобы как-то уберечь нажитое,
вызвался Сергей поработать председателем во вновь организованном колхозе.
Сельчане поддержали уважаемого соседа. Так и началась председательская
карьера моего деда. Может, и удалось бы ему достичь административных высот, но
подвело прошлое, связанное с «зелеными». К тому же, «застукали» деда как-то на
рынке в Нерехте с мешком зерна. «Откуда зерно? Почему не сдал, как положено? Из
кулацких закромов?». В общем, признали новые власти деда Сергея кулаком,
назначили срок и отправили на лесоповал.
Хотя, очень возможно, что повезло тогда деду, т.к. попал
он под самую первую волну репрессий, довольно мягкую, по сравнению с
последующими. Жене Аннушке даже дозволили навестить мужа где-то в Вологодских
лесах.
Отбыл дед Сергей срок, а когда вернулся в родную деревню
со справкой об освобождении, в первую же ночь собрал своё семейство и вывез из
деревни, пока справка действовала. Видно, понимал он, что жизни бывшему
председателю, а нынешнему кулаку, хоть и освободившемуся, на старом месте не будет.
Необходимо было срочно затеряться.
Таким образом, и оказалось семейство Рыбиных в начале
тридцатых в соседнем городе Середа, где у деда были какие-то родственники.
Поначалу поселились они в маленькой хибарке на нынешней улице Маяковского. Устроиться
работать деду удалось только ассенизатором (а куда еще с судимостью и без
городской специальности!). Но как-то получалось сводить концы с концами. Спасали
трудолюбие и необходимость кормить растущее семейство. Построил дед Сергей
своими руками дом на улице Ленской, и работу более приличную удалось найти.
Но тут новая война грянула – Великая Отечественная, в
самом начале которой, в сентябре 1941-го родилась дочка, названная Людмилой. На
этот раз мобилизовали деда не сразу. Сказывались приличный возраст (45 лет),
большая семья. По рассказам тети Люси, забрали деда только в феврале 42-го.
Оказался он в нестроевых частях танковой армии Рыбалко, с которой прошел всю
войну вплоть до Берлина и Праги. Но вернуться домой после капитуляции Германии деду
не довелось. Летом 45-го погрузили 3-ю гвардейскую танковую армию с техникой в
эшелоны и отправили из Европы через всю страну на Дальний Восток воевать
японцев. К счастью, военная кампания за тот месяц, что двигался состав по
необъятным российским и сибирским просторам, закончилась. Вернулся дед Сергей
домой где-то в конце 45-го, весь в фурункулах, но живой, на радость
многочисленному семейству Рыбиных!
Но пора уже вернуться к нашим дням. Закончив
обихаживать могилы дедов, мы отправились на следующий участок. Для этого надо
было обойти кладбище по периферии, откуда открывался удивительно живописный вид
на окраинные поселки Фурманова, который я не преминул запечатлеть. Поначалу я
принял двухэтажные домики, прячущиеся в зелени, за родственников того дома, что
изображен на знаменитой картине Поленова «Московский дворик», т.е. таких же
старых, доживающих последние дни. Но позже, приглядевшись к фотографии, с великим изумлением
обнаружил, что в зелени прячутся современные многоквартирные дома. Я только порадовался за земляков - значит, живет и развивается провинция!
А небо в противоположной стороне, между тем, заметно
посинело. Надо было спешить.
Недалеко от могилок родителей покоится и одна из их дочерей
с мужем - тётя Капа и дядя Ваня, как мы их в детстве звали (это родители кузины Татьяны). Трава на их могилах
оказалась очень жесткой, нам с Люсей пришлось изрядно потрудиться, пока мы не
справились с зарослями.
Люся оставила на столике привычные гостинцы, и мы
тронулись в обратный путь.
Небо за это время не только посинело, но и почернело. Мы
с Люсей споро двинулись в сторону города, до которого было с километр-два по
полю. А я поминутно прикладывался к камере, чтобы во всех подробностях запечатлеть
приближение грозы.
К счастью, мы успели до начала дождя добраться до городских кварталов, где встреча с грозой уже не представлялась столь страшной…