Продолжение. Начало см. http://sdfaruntsev.blogspot.ru/2015/01/61975.html В/ч 61975. Часть 4. Параллельная жизнь секретного объекта «Угон».

Становская малоформатная начальная школа

 

 В 1959 году мы поступили в первый класс малоформатной начальной школы деревни Становое. На приложенной фотографии представлена команда перваков – моих сверстников, подготовленных для движения в сторону школы (сдается, что в самый первый день нас отправили туда пешком, потому что фотографировались мы у пешеходной проходной рядом с домом Юрки Патрушева). Крайний слева – Игорек Федоров. Следующий – автор этих записок в форме. Затем – Людочка Тихонова (совершенно не уверен, что не соврал с её именем и фамилией). Затем стоят Юра Патрушев, также в форме и фуражке на макушке, Ирочка Гришина и Коля Аксенов. Все, как и положено первого сентября - с букетами цветов. Правда, не шибко веселые (ещё не знали, но уже чувствовали, чем это все кончится…).

Пожалуй, стоит описать тогдашнюю школьную мальчиковую форму,  которой нас с Юркой осчастливили родители. Наверное, только огромное желание пойти в школу, куда уже два года ходил брат Витек, заставило меня надеть эту форму. Брюки и гимнастерка шились из очень грубого материала, может и прочного, но жутко колючего. Лично я даже в теплое время пытался под низ поддеть что-нибудь, иначе, чуть вспотев, жить – ходить, сидеть, вставать, в ней было невозможно, кололось жутко!  Гимнастерка подпоясывалась ремнем с пряжкой, на голове – форменная фуражка с кокардой. На пряжке и кокарде был выдавлен фирменный знак учащихся - раскрытая книга. Обязательной принадлежностью любой школьной формы (не только магазинной) являлся белый подворотничок (и у мальчиков и у девочек). Пожалуй, самой ценной вещью в той форме был ремень с пряжкой – серьезное оружие во время мальчишеских разборок. В магазинной форме, как правило, ходили только самые младшие – при поступлении в первый класс. Об этом я сужу и по нашей общей школьной фотографии, где на мне в 3-м классе уже надета курточка (мама сама такие шила нам с братом), другие сверстники – в рубашках, кофтах, джемперах. В официальной форме – лишь самые младшие, первоклассники.

Поскольку мало кто сейчас представляет, что это такое – малоформатная сельская начальная школа, следует особо остановиться на этом моменте. Собственной школы в воинской части, понятно, не было. Младших школьников определяли учиться в начальную школу в деревне Становое, которая отстояла от части на полтора-два километра. Детей, закончивших четвертый класс, переводили в восьмилетку в селе Чулково. И Становое, и Чулково лежали на Рязанском шоссе, но Чулково было ближе к Москве на десяток километров. Деревня Становое, как нам рассказывали в школе, получила свое историческое название по месту, где останавливались с ночлегом купцы, следующие с товаром в Москву. Очевидно деревня (скорее всего, село, хотя церкви там не припоминаю) была до революции не бедная. У жителей её и в 60-е советские годы сохранились и дореволюционная утварь, и старинные бумажные деньги – солидные царские десятки и маленькие несерьезные «керенки». Старинные деньги были в постоянном ходу в школе в качестве обменного товара между нами и деревенскими ребятами. У меня и поныне с тех времен где-то лежит целая пачка царских купюр и мелких монет разного достоинства.

Здание школы представляло собой большой деревенский дом с печкой посредине, внутри которого имелись прихожая (фойе, если угодно), слева из которой был вход в классную комнату, а с другой стороны – небольшая учительская. Туалет находился во дворе. Меня там однажды на перемене запер снаружи деревенский пацан-одноклассник, с которым по непонятной причине у нас не сложились отношения. Тот постоянно пытался строить мне всякие пакости. Кончилось тем, что мы по-крупному подрались с пацаном. Я получил удар перьевой ручки в шею, но в ответ изрядно извалял и помутузил противника в снегу. После этого у нас установились отношения вооруженного нейтралитета (хотя очень возможно, это случилось уже в следующей моей деревенской школе, т.к. в Становом мы жили с деревенскими ребятами дружно).

Главная особенность малоформатной школы была в том, что в одной классной комнате учились ученики всех четырех начальных классов! В классной комнате имелись четыре ряда парт по два ряда и своей доской для каждого класса. Классы учились попарно в две смены. Например, в утреннюю смену совместно учились первый и третий класс, в вечернюю (или дневную) – второй и четвертый класс. Каждую смену вел один учитель. Нам с братом при таком распределении классов и смен очень повезло, т.к. при разнице в два года мы с ним два года ходили в одну смену и, фактически, в один класс! Хотя и имелись при таком порядке известные неудобства, т.к. не удавалось скрыть плохие оценки и иные школьные неприятности.

Нас с братом учила Александра Ивановна Богатырева, моя и Витина первая учительница. Другую смену вела Евника Сергеевна (фамилии к сожалению, не запомнил). Александра Ивановна (на общей приложенной фотографии она сидит в центре справа) сначала вела урок с одной половиной, например, первым классом, давала им задание и переходила к старшим. Мы занимались порученным делом и одновременно подсматривали за соседями. Александра Ивановна следила, чтобы ученики не слишком отвлекались, и частенько покрикивала на нас. Вообще, наша первая учительница не особо стеснялась повышать голос на учеников. Сначала мы очень пугались её громкого голоса, потом привыкли и полюбили Александру Ивановну. Помимо чисто учебной программы, на уроках труда нас учили пользоваться иголкой с нитками - штопать носки, вышивать на пяльцах обычным и болгарским крестом (и мальчишек тоже!). Кстати, белые подворотнички к школьной форме мы с братом подшивали сами. Занимались этим обычно под присмотром мамы в воскресенье вечером, накануне новой учебной недели. На музыкальных занятиях учащиеся начальных классов изучали нотную грамоту, учились танцевать. Я помню, что мы с девочками-одноклассницами разучивали танго к школьному утреннику (в дальнейшем по жизни меня, к сожалению, никто больше танцам не учил). За деревней Становое находился большой овраг с карьером, куда по наказу Александры Ивановны в теплую погоду мы лазили добывать глину, которая использовалась на уроках труда для лепки. Фигурки потом раскрашивались, и демонстрировались родителям на утренниках.

Поскольку школа была сельская, в конце учебного года все классы частенько снимались с уроков и отправлялись дергать сурепку, пропалывать от сорняков бесконечные кукурузные поля. Напоминаю – это была эпоха конца 50-х, начала 60-х, когда все Подмосковье было уже засеяно кукурузой. Вызревать она толком не успевала и шла в основном на силос. По осени учителя устраивали экскурсии в лес, где мы собирали желуди для поделок, а, забредая в окружающие поля, лакомились молодыми початками кукурузы, а больше – швырялись ими.

Для нас офицерских детей, не менее чем учеба, были интересны сборы и поездки в школу. Поскольку до школы надо было добираться пешком довольно далеко, нас, как правило, отправляли всех вместе (всю смену) армейским автотранспортом. В части было две машины, на которых мы ездили. Первая – это автобус, типа того, на котором Жеглов и Шарапов гонялись по Москве за «черной кошкой». Вторая гарнизонная машина, используемая в качестве общественного транспорта, – санитарка, если уж продолжать использовать киношные аналогии, то подобная той, на которой Шурик с приятелем в «Кавказской пленнице» пытался спасать «студентку, комсомолку и просто красавицу».

Утром, как только партия учеников была готова к выезду в школу, родители начинали звонить и выяснять, на чем учеников повезут сегодня, на автобусе или санитарке. Иногда не было в наличии ни того, ни другого, и нас отправляли в школу пешком, если погода позволяла. После окончания уроков мы опять ждали, когда за нами приедет армейский транспорт. Иногда ждать приходилось очень долго, если во второй смене – то до темноты. В самых критических (и счастливых!) случаях приезжал командирский газик и по частям довозил школьников до КПП. Но не припоминаю случая, чтобы мы пропустили школу из-за отсутствия транспорта (к нашему тогдашнему сожалению!).

Окончание следует
http://sdfaruntsev.blogspot.ru/2015/01/61975_29.html

Моя малая родина Фурманов.

Август 2015 года.
Часть I I

Одно из самых моих любимых занятий – бродить по новому месту с фотоаппаратом. Обязательно одному, чтобы не зависеть ни от чьей воли, чтобы можно было забраться в любой закоулок, повинуясь сиюминутному порыву… Вот этому-то занятию и был посвящен мой следующий день в Фурманове, воскресенье 2-е августа.

Откуда такие временные подробности? Да, потому что день тот оказался Праздником ВДВ, и крутые хлопцы в майках-тельняшках постоянно попадались на глаза, а заодно – и в кадры фотокамеры.

 

 

 

 

Но не о них сегодня пойдет речь. А о тех деталях и особенностях малого города, что показались примечательными, и о чем хочется обязательно сказать.

 

 

 

 

Первое, что бросилось мне в глаза – та забота, с которой городские власти, предприниматели и простые жители Фурманова обустраивают свои улицы и дома. Обилие зелени, чистые заасфальтированные тротуары, газоны и/или живописные каменные горки и отсыпки… И множество живых цветов! В первое же утро я обратил внимание на ящики с цветами, украшающие автомобильно-пешеходный мост через железнодорожные пути на улице Возрождения. Конечно, не сладко этим цветам приходится рядом автомобилями, поездами и на самом ветру. Но ведь выживают! И люди помогают им, каждое утро поливают, рыхлят землю (сам из окна наблюдал!).

Железные пальмы с живыми цветами украшают ту же улицу Возрождения на её продолжении в сторону центра (надо же и эти цветы на трехметровой высоте каждый день поливать!)…Вроде бы – откуда у властей и жителей малого города  лишние средства на подобные «архитектурные излишества»?

 

 

 

 

Я не смог удержаться и сфотографировал девушку, усердно моющую вывеску цветочного магазина с милым названием «Цветик-семицветик»

 

 

 

За столь несерьезным занятием фотографирования уличных клумб и вывесок меня застала женщина, проходившая мимо. Чтобы как-то оправдаться, я попробовал вступить с ней в разговор, дескать для стороннего человека очень удивительно и радостно наблюдать заботу местных жителей о внешнем виде своего города. Слово-за-слово, завязался разговор. Выяснилось, что с этой женщиной мы почти друзья детства(!), вернее, с её дядей, который до сих пор проживает на той самой Ленской улице, где находится и наш фамильный дом. Оказалась знакомой и их фамилия, наверное, много лет назад мы бегали вместе, гоняли чижа или лапту. А сама Татьяна (так назвалась женщина) прекрасно знает и тетю Люсю, у которой я остановился, и всех наших остальных фурмановских родственников, да и самого незнакомца с фотоаппаратом уже второй день, как заприметила (что значит провинциальный город!). На прощание удалось спросить разрешения сделать фото.

 

 

Но будем двигаться по улице Возрождения дальше к центру. При взгляде направо обнаруживаются за обильной зеленью и низиной корпуса Второй ткацкой фабрики, до которой мы еще доберемся.

 

 

На углу улицы Возрождения и Революционного проезда встретился замечательный старинный купеческий особняк, огороженный строительным забором, нежилой и необустроенный. Очень возможно, что этот дом утерял своих старых хозяев и пока не приобрел новых. Хочется, чтобы это досадная пауза надолго не затягивалась, а новые хозяева со всей бережностью отнеслись к строгой красно-кирпичной старине особняка…

Ниже по Революционному переулку располагается проходная той самой 2-й прядильно-ткацкой фабрики. На этом предприятии в годы Отечественной войны работала моя мама, Надежда Рыбина. Перед самой войной, после окончания восьмилетки, мама успела поступить в Ярославское педучилище, но, в связи с начавшимися бомбежками Ярославля, она вернулась в отчий дом и была принята на работу учетчицей (или расчетчицей?) на эту фабрику.

Фабрика ведет свою историю от Товарищества Мануфактур, основанного видным промышленником И.И. Скворцовым в селе Середа во второй половине XIX века. В настоящие времена предприятие и её сотрудники переживает не самые лучшие дни, находясь в ситуации банкротства. Не в первый раз, однако, за свою долгую историю. Рассказывают, что после революции один из тогдашних владельцев мануфактуры не покинул её, не уехал за границу, а остался, живя в каком-то закутке при 2-й фабрике и терпя до конца жизни всевозможные лишения и унижения от новых хозяев. Вот теперь и ветераны 2-й ткацкой, т.е. дети и внуки тех послереволюционных работников, оказываются в сходной ситуации…

Проходная фабрики смотрит своими воротами на речку Шача, протекающую через весь Фурманов

Надо сказать, последние десятилетия перестроек и экономических потрясений на самочувствии реки сказались благоприятным образом (фото выполнено с моста в самом центре). В советские времена нашего детства в городской черте Шача выглядела как сточная канава для отходов городских предприятий. О столь любимой мне рыбалке в речке не могло идти и речи, купаться в жаркие летние дни мы вынуждены были ходить далеко за город, где воде хоть частично удавалось очиститься. А в этот заезд мне даже удалось усмотреть на её берегу рыбака(!).

Недалеко от 2-й располагаются корпуса и 1-й ткацкой фабрики, к которой я, повинуясь городскому ландшафту, направился. Первая Фурмановская ткацкая фабрика - это одно из старейших предприятий России, которое ведет историю от ручной прядильной мастерской, основанной в 1830-м году купцом И.И. Скворцовым (отцом И.И. Скворцова, учредившего Товарищество Мануфактур) в деревне Фроловка, в двух верстах от Середы.

 

На подходе к фабрике вновь красочно напомнили о себе ВДВ-шники, отмечающие праздник.

 

 

 

Примечательны надписи  и призывы на плакатах социальной рекламы на фронтоне фабрики: "Изучайте прошлое и настоящее своего города!", «Живу в Фурманове и никуда не собираюсь!», "Город, достойный уважения!".

 

 

 

 

 

С последним плакатом согласился и, очевидно, некий самодеятельный автор, изобразив в стиле граффити на бетонном парапете – «Фурманов – город, достойный уважения!». Что ж, автор этих заметок вполне разделяет мнение художника.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Еще раз отметим обилие зелени на улицах Фурманова, центральная часть которого выглядит вполне респектабельно – со

старинными особняками, новыми зданиями и обилием частных легковушек (на двух последних фото – перекресток улиц Возрождения и Социалистической).

 

 

 

 

 

Двигаемся дальше вверх по Социалистической, центральной улице, и достигаем памятника Дмитрию Андреевичу Фурманову, самого знаменитого земляка, чьё имя уже свыше семидесяти лет носит город.

Вместе со мной познакомиться поближе с именитым фурмановцем решил ещё один молодой человек.
Возможно, лет пятьдесят с гаком назад и автор этих строк так же бегал по гранитному парапету памятника (монумент установлен в 1960-м году).

 

 

Интересно, кто будет бегать по этим камням еще через пятьдесят лет?

 

 

 

 

 

 

 

Кстати, о Фурманове (это литературный псевдоним писателя, настоящая его фамилия - Фурман). Очень возможно, что не опубликуй он романа «Чапаев» в 1923 году, и не выйди через десяток лет по книге одноименного фильма, не знали бы мы вовсе такого героя Гражданской войны – Чапаева, вошедшего в народный фольклор, а вместе с ним и его ординарца Петьки и Анки-пулеметчицы, героев не только фильма, но и многочисленных советских анекдотов. Т.е. знакомству с Чапаевым советский народ целиком обязан писателю Дмитрию Фурману (с таким авторством вышла книга).

Недалеко за памятником Фурманову, там же справа по Социалистической можно познакомиться и с иными земляками – героями революций

и Отечественной войны.

 

 

 

 

 

 

 

А еще дальше по той же улице располагается памятник иного рода – здание пожарного депо с башней, построенное в 1938 году. Очевидно, для сплошь деревянного в начале прошлого века города пожарная каланча являлась едва ли не самым важным объектом. Здание, хвала нашим недавним предкам, построено на совесть и послужит еще много десятилетий!

Вскоре Социалистический проспект, по которому я до сих пор двигался строго прямо, стал проявлять склонность уйти куда-то в сторону, и мне пришла в голову аналогичная мысль, не свернуть ли тоже куда-нибудь подальше от современных домов. Где-то за каланчой справа открылась перспектива улочки с частными аккуратными домами, теряющейся в зелёной дали (название улочки оказалось вполне мирное и без всякой революционной патетики - Гражданская).

Я приготовил фотоаппарат для возможных неожиданностей и двинулся по этой улочке вниз. Первое, что заставило меня вскинуть камеру – это вид колодца, типичного для Фурманова. На такой же  колодец, располагающийся на улице Ленской, я много лет назад тоже ходил по воду. Колодец полностью закрыт, чтобы мусор снаружи не сыпался в воду. Справа у колодца находится ворот, спереди – открывается дверца для доступа собственно к колодцу.

 

Слева, буквально за огородами и заборами внезапно открылась перспектива на величественный храм. Ого, обязательно надо дойти до него, подумалось... 

 

 

 

 

 

 

 

Но самое главное, что пока интересовало меня на улочке – это вид наличников на окнах домов. Я где-то ранее уже посетовал, что русские дома Верхнего Поволжья, лишенные наличников, выглядят нелепо.

 

 

 

 

Я постарался запечатлеть на камеру все понравившиеся мне дома на этой улочке.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Согласитесь, как празднично выглядит дом, чьи окна украшены белыми резными наличниками!

 

 

 

А вот хозяин следующего дома явно пошел на упрощение жизни, заменив стекла на пластик и ликвидировав наличники как класс. Увы, праздник с лица этого дома как-то сразу спал, выглядит он сухо, лаконично и буднично…

Кстати, очень возможно, что жильцы именно этого дома попались мне на выходе улочки, с которыми я рискнул вступить в разговор и полемику по поводу наличников, которые я фотографировал. Оказалось, что, по мнению собеседника, мороки много с этими наличниками - ухаживать за ним надо, красить, следить за резьбой, поэтому люди и снимают их… То ли дело пластик!

Хочется надеяться, что не все жители Фурманова столь безоговорочно разделяют это мнение, и нашим детям и внукам еще представится возможность любоваться красотой, созданной руками дедов и прадедов…

 

Очевидно, у этого дома сменились жильцы, которые начали наводить порядок и осовременивать внутренний интерьер. Жалко, что не удалось пристроить выброшенный цветной телевизор советской сборки в какое-нибудь арт-кафе «а-ля-советико»

 

 

 

 

 

А вот и одна из последних старожилов улицы и города. Вступить с ней в контакт я как-то не решился… Опять же собака…

 

 

 

Двигаясь дальше вниз, уперся в густую растительность и ручей, пересекающий улочку. Стало ясно, дальше перемещаться весьма чревато для обуви, а возможно и штанов – откуда-то из-за зарослей чертополоха стал раздаваться предупредительный лай… Да, опять же, и тучи на небе начали все более густеть...

Развернувшись, сделал снимок с обратной перспективой Гражданской улицы. Мостик через ручей выглядел на ней очень живописно…

 

 

 

 

 

 

Продолжение следует

Что делать сибирякам в субботний день, если из Европы идут непрерывные сообщения о надвигающихся холодах и даже снегах, а за окном в Омске пока еще светит солнце, а на уличном градуснике теплится какой-никакой плюс? Правильно - бежать в гараж (или автостоянку), заводить авто, хватать своих домашних, кто не успеет спрятаться, и мчаться всем вместе в осенний лес на природу…

Приблизительно так и случилось сегодня с нашим семейством. Осенний лес встретил запоздалых путешественников (уже солнце клонилось к закату), не очень приветливо. Голые деревья, листьев нет и в помине (все желтым ковром на земле), ветер насквозь продувает березовые колки, лишенные зеленой защиты…  Холодно и неуютно - да, если не развести костер.

К счастью, в последние дни дождей не было, сухих березовых сучьев за летний сезон накопилось изрядно. Потребовалось одной спички, чтобы огонь подхватился на листьях, собранных в кучу, и березовых хворостинах.

 

 

 

 

 

 

 

 

И вот оно счастье - тепло, веселый огонь, осенний лес, кружка глинтвейна (тому, кто не за рулем), а прочим и чай из термоса в радость будет…

 

 

 

 

И начались нескончаемые женские разговоры о недавно пережитых событиях, поездках в летний сезон, увиденных новых местах, шикарных магазинах, суперских вещах …

Ну, а дело мужчины этим временем – обеспечить тепло и горящий костер для своих близких. Кстати, за те пару часов, что довелось побыть на природе, березовый колок был почти полностью очищен от валежника и старых сучьев, весело сгоревших на радость странникам…

К сожалению, осенний день оказался не долог. Как только солнце приблизилось к кромке леса, пришлось начинать собирать пожитки.

 

 

 

Остатки костра были обкопаны саперной лопаткой из автомобильного комплекта и закиданы грунтом, походный столик и стулья собраны и упакованы в багажнике, и осенний лес был оставлен до следующего случая (а вдруг и в этом году еще посчастливится?).

Моя малая родина Фурманов.

Август 2015 года.

Часть I

Наверное, у каждого человека имеются места, связанные с детскими переживаниями и воспоминаниями,  любые упоминания о которых отзываются в душе особой музыкой. У меня таких мест несколько. Это, прежде всего, подмосковные городки и местечки – Бронницы, Становое, о которых я уже писал в записках. Затем – город Полярный, который находится на самом берегу Баренцева моря, где нам с родителям довелось прожить три года (надеюсь, дойдут руки и до этих суровых и романтичных мест). Ярославль, конечно, но это уже почти взрослая студенческая жизнь. И, наконец, Фурманов, текстильный городок в Ивановской области, куда нас с братом часто на целое лето отправляли гостить к бабушке с дедом.

С Фурмановым связаны удивительно теплые и щемящие воспоминания, напоминающие о деревенском доме, располагающемся в Фотеехе, окраинном районе Фурманова. Ранее это была почти деревня, с несколькими рядами улиц – Ленская, Красногражданская, Девятнадцати, Демьяна Бедного, Маяковского, застроенными деревянными разноцветными домами, украшенными резными наличниками, оборудованными палисадниками с цветниками и кустами шиповника, откуда мы вместе с бабушкой совершали набеги в окрестные леса по грибы-ягоды.

Многие названия этих улиц нынешней молодежи вряд ли что скажут, например, «Девятнадцати, Ленская». Откуда можно догадаться, что первое название связано с событием Гражданской войны - гибелью 19-ти продотрядовцев, направлявшихся из Иванова для изъятия зерна из окрестных сел. Не доехал продотряд до Середы, сошел с рельсов на соседней станции Домовицы, за что поплатились многие, в том числе и невинные… А название улицы «Ленская», на которой стоял и дедушкин дом, происходящее от Ленского расстрела 1905 года, и в советское время некоторые граждане, не шибко знакомые с российской  историей начала 20-го века, полагали грамматической ошибкой от имени вождя. 

Ещё несколько примечательных исторических фактов. Городской статус Фурманов получил в 1918 году, но тогда он именовался «Середа» по названию железнодорожной станции, а ранее – богатого села «Середа-Упино», владельцами которого в разное время были такие именитые российские аристократы, как князь Баратынский, декабрист Муравьев-Апостол.  В 1941 году, перед самой войной, город получил нынешнее наименование по фамилии родившегося там Дмитрия Фурманова, комиссара легендарной Чапаевской дивизии, автора знаменитого романа «Чапаев» и героя одноименного фильма.  Кстати, я обратил внимание, что в нынешних городских путеводителях  Дмитрия Фурманова скромно именуют писателем, не упоминая об его участии вместе с Чапаевым в Гражданской войне.

В дедушкином доме главное место занимала, как и положено, русская печь, за которой находились полати – дощатая лежанка под потолком с одеялами, где детня, т.е. мы с братьями и сестрами, любила прятаться. С полатей можно было, не слезая на пол, перебраться на печь или дотянуться до высоких полок,  затянутых ситцевыми занавесками, куда бабушка Аня складывала удивительно вкусные пресные колобушки, испечённые в печи для внуков.

Дом был полностью построен дедом Сергеем перед Отечественной войной, на которой он провел полных четыре года, захватив и Японскую кампанию. Дедушка рано ушел из жизни, в 1966 году, наверное, сказалась нелегкая жизнь, заполненная непрерывным трудом для поддержания большой семьи. У них с бабушкой Аней родилось десять(!) детей, из которых выжило и выросло только шестеро девочек, среди которых оказалась и моя мама Надежда. Всех родившихся у Рыбиных (фамилия семьи деда и девичья фамилия мамы) мальчиков Бог прибрал в самом младенческом возрасте. Из ныне здравствующих остались трое – самая старшая моя тетушка Нина, проживающая в Челябинске, самая младшая – Людмила (Люся), хранительница до последнего времени родительского дома-очага, которую мы, старшие племянники, и тётей-то никогда не называли в силу близости возраста, и тетя Тоня, средняя по возрасту, также, как и Люся, продолжающая жить в Фурманове.

Вот их-то, моих тетушек Люсю и Тоню, а также детей и внуков моих остальных родственников, ныне пребывающих на Фурмановском погосте, я и прибыл навестить августовским вечером этого (2015-го) года. Со мной был верный спутник последних лет – фотоаппарат Кэннон, с которым мы намеревались заново познакомиться с Фурмановым после довольно долгих лет разлуки.

Скажу сразу, ожидания от встреч были не самыми радужными. Сказывались воспоминания от многочисленных потерь родственников, попрощаться с которыми в моменты их кончины не удалось в силу удаленности. Да, и живущие должны были сильно состариться со времен последних встреч. «Как они там выживают в глубинке на свои копеечные пенсии? - думалось. – А подросшую молодежь, поди, и вовсе не узнать будет…»

 Представлялось, что и сам городок после полной утраты своей определенной значимости в советские годы (как никак - один из текстильных центров!) явится образцом упадка и провинциальной деградации. Должен сразу оговориться, что мои черные ожидания, к счастью, не сбылись!

Но по порядку… Дизельный поезд Ярославль – Иваново прибыл на перрон вокзала точно по расписанию (к чему нас за годы перестройки приучила РЖД – одно из немногих, к сожалению, положительных российских завоеваний нового времени).

Фурмановский вокзал, отделанный серо-голубым сайдингом, являл собой типичное для большинства нынешних железнодорожных небольших станций зрелище – очень аккуратное здание, чистенькое, но полностью безликое. На наружных стенах вокзала отсутствовало(?) расписание, зато имело место объявление о часах работы вокзала – по нескольку часов утром и вечером (тоже реалия нынешнего времени, но уже вряд ли положительная), когда через станцию по проходят пассажирские поезда, следующие из Самары, Нижнего Новгорода, Иванова в Ярославль, Вологду и далее – до Питера.

Встретила меня тетя Люся, к моей радости выглядевшая очень бодро. После недавно прошедшего дождя город смотрелся чистым и свежим. Люся вела меня по зеленым улочкам, рассказывала о зданиях, продолжающих жить или  канувших в лету. Прошли мимо бывшего кинотеатра «Дружба», вернее места, на котором он находился, ныне сплошь заросшего бурьяном. В давние годы посещение кино с кем-либо из тетушек, Люсей или Валей, тогда – еще незамужних девушек  (самостоятельно нас не пускали за малостью) было целым событием!

Прошли мимо бывшего здания Госбанка, где в советские годы Люся работала кассиром. С этим зданием в городе связана одна остросюжетная история, о которой лично я услышал совсем недавно на одном из каналов российского ТВ в программе о криминальных  историях, случившихся в СССР. Ведущий, актер Каневский, бывший майор Томин из Знатоков, поведал об ограблении одного из провинциальных банков, из которого умыкнули астрономическую по тем временам сумму около ста тысяч рублей (вспомним, Жигуль в то время стоил шесть тысяч, а вовсе недостижимая Волга - десять)! Каневский назвал место, где это произошло – город Фурманов Ивановской области (помнится, я аж подпрыгнул у телевизора) и показал фотографию здания банка (того же самого, что и на моей фотографии, но сорокалетней давности). Я, конечно,  не удержался порасспросить у Люси об обстоятельствах того давнего преступления. Оказывается, тетя все прекрасно помнит, назвала с точностью до копейки сумму, похищенную из банка, имя грабителя, замыслившего это преступление со своим друганом, охранником банка, которого он там же и порешил, злодей. Люся вспомнила, что милиция помучила работников банка тогда изрядно, пока не напала на след настоящего грабителя, промышлявшего уже далеко за пределами Фурманова. Получил тот по советским законам причитавшуюся ему «вышку», а все деньги, похищенные из банка, кажется, так и не обнаружили...

Скромная однокомнатная квартирка Люси (правда, с обширной лоджией, позволяющей даже принимать иногородних гостей в летнее время), где она живет с мужем Валерием, располагается у самого автомобильного моста через железнодорожные пути (прилагающийся снимок сделан как раз с моста). Окна квартиры выходят на одноколейку, поэтому их жильцы наизусть знают расписание всех поездов, следующих через Фурманов.

Уж, коли я упомянул своего дядю Валеру (вот он рядом на фотографии), следует в этом месте вкратце рассказать историю жизни его предков, показавшуюся мне очень занимательной. Валерий не местный, а происходит родом из эстонцев, в начале прошлого века переселившихся на

Ярославские земли. Оказывается, княгиня Гагарина владела обширными, но неосвоенными  лесными угодьями в окрестностях нынешнего города Данилова, Ярославской области. Знатная княгиня обратилась к эстонским семьям, проживающим по хуторам под Тарту, с предложением переселиться, пообещала им и земли, и возможность трудиться на них за какие-то подати в её адрес. Немало эстонских семей, очевидно молодых, откликнулось и переехало тогда в Ярославскую губернию. Княгиня Гагарина полностью сдержала свои обещания. Эстонские семьи обустроились, пустили корни и все бы ничего, да грянули революция и Гражданская война, после которых независимые и зажиточные в большинстве эстонцы потеряли, что успели нажить. Многих, как положено, раскулачили и выслали в места, не столь отдаленные. Семейству Валерия, быть может, повезло в том смысле, что его мама вышла замуж за местного русского (что было нетипично для эстонских переселенцев). Из-за этого их эстонцы не считали за «своих», но может по тому и репрессиям они не подверглись в годы поголовной коллективизации.

Валерий с моей тетей Людмилой познакомился в 60-е годы, когда она молоденькой учительницей после окончания Ивановского педучилища приехала в интернат деревни Сосновка, что была рядом с родной деревней эстонцев-переселенцев (к сожалению, не запомнил названия). Через несколько лет молодая семья переехала из Ярославской области в соседнюю – Ивановскую, в Фурманов, где они какое-то время жили вместе с бабушкой, а потом, после её кончины, тетя Люся стала единоличной хранительницей родительского дома.

Следующий мой день целиком был посвящен Фурмановским родственникам, живым и уже упокоившимся. Утром мы с Люсей отправились на Мичуринский поселок, так именуется район, где в советское время был построен микрорайон для работников новейшей 3-й ткацкой фабрики. По аналогии с современными российскими мегаполисами Мичуринский поселок можно назвать «спальным» районом, в противовес центру с сохранившимися традиционными купеческими зданиями и старинными промышленными предприятиями – 1-й и 2-й ткацкими фабриками.

По дороге мы с Люсей пересекли Фотееху и не преминули пройти по родной Ленской улице, где я сфотографировал фамильный дом, в котором теперь проживают чужие люди.

Улица Ленская, как мне показалось, в миниатюре представляет собой образ нынешней России.

С одного конца – помпезный, ультра современный особняк.

 

 

 

 

 

 

 

С другого конца Ленской – традиционные деревянные дома, но также стремящиеся походить на особняки. Я имею в виду, в частности, пластиковые окна, вставленные в наличники, в которых они выглядят достаточно нелепо.

Я даже увеличил последнее фото, чтобы продемонстрировать зрительную разницу пластиковых – и традиционных окон (за кустами).

Кстати, еще уродливее выглядят пластиковые окна в старинных деревянных домах, вовсе лишенных наличников. Об этом наблюдении – чуть позже.

По дороге прошли мимо пруда – вернее сказать, бывшего пруда, располагавшегося на самом краю Фотеихи, где мы в детстве любили ловить карасей и купаться. К сожалению, нынешний вид пруда не вызывает желания не только искупнуться, но даже приблизиться к нему. Пруд зарос, обмелел, а главное – приобрел жуткий запах от каких-то гниющих отходов, поступающих через питающий ручей. Люся сказала, что это из соседнего молокозавода.

Тем не менее, я решил запечатлеть это прискорбное место… Когда делалось фото, подбежала местная женщина и стала жаловаться на невозможность жить рядом из-за запахов. Она очевидно решила, глядя на мой почти столичный вид и большой фотоаппарат, что наконец-то прибыла комиссия по их жалобам. Я не стал сильно разубеждать женщину, вдруг этот снимок окажет свою роль… Кстати, кой-какие положительные перемены всё

же там происходят. Совсем недавно на месте дамбы, перегородившей ручей, находилась самостийная свалка. Так вот, свалку городские власти ликвидировали и даже выставили предупреждающий плакат (см. фото). Есть надежда, что у них и до пруда руки дойдут.

 

 

 

На Мичуринском мы встретились с кузиной Татьяной и с её внучкой Настей, замечательным жизнерадостным ребенком.

С Татьяной нас связывают общие студенческие воспоминания давних 70-х годов. Мы в то время были очень дружны. Одно время Татьяна даже жила у нас на квартире, когда она, поступив в Ярославский техникум легкой промышленности, по первости не получила общежитие. Тогда Таня с подругами частенько участвовала в наших студенческих тусовках.

 

 

 

 

Одну из них я во всех подробностях описал во 2-й главе «Стены памяти», где речь идет о праздновании 20-летия - http://sdfaruntsev.blogspot.ru/2015/03/blog-post_14.html (не удержался и привел фотографию сорокалетней давности, на которой Татьяна в центре). Татьяна пригласила нас на следующий день на завтрак на блины.

Следующий визит мы с Люсей совершили к тётушке Тоне, удивительной труженице, знатоку местных лесных угодий, к сожалению, почти полностью потерявшей зрение из-за старости, а потому – возможность ходить за грибами и ягодами… Теперь о лесах ей может напоминать только стена с обоями в виде берёзовой рощи.

В войну Тоня, уже почти взрослая девушка, была первой помощницей матери (бабушки Анны) по дому, на ней лежали и все заботы о меньших сестрах - Валентине, Капитолине и, особенно, о самой маленькой – Люсе, народившейся в сентябре 1941 года.

Навестив живых родственников, мы с Людмилой решили сделать вояж по местным кладбищам, чтобы оказать внимание и могилам ушедших… В Фурманове на настоящее время имеются два места для упокоения – у Фрянькова, и у Косогоров (названия ближайших деревенек). Попасть нам предстояло в оба места, для чего было заказано такси. На Фряньковском кладбище покоятся моя тетя Валя с мужем Владимиром, причем дядя Володя оказался на кладбище совсем недавно, еще и памятника не удостоился.

При въезде на Фряньковское кладбище нас встретила аккуратная, обихоженная часовенка, что мне очень понравилось.

Мы прибрались на могилках семейства Егоровых. Памятник с фотографией тети Вали – на снимке в центре.

 

 

 

С тетей Валей при её жизни связывались забавные истории о её способностях общаться во сне с умершими родственниками, которые ей часто снились, беседовали, делились проблемами и даже обращались с просьбами к ныне живущим. Зная эту особенность, многие, кто недавно и внезапно потерял близких, обращались к тете Вале, чтобы она при случае передала весточку умершим или выспросила у тех что-то, что не удалось узнать при жизни…

Пока мы с Люсей обихаживали могилки, таксист терпеливо поджидал нас. А потом мы направились на следующее кладбище, на противоположную сторону города.

Мы заново въехали в Фурманов и пересекли его центральную часть.

 

 

 

 

 

 

Таков он – центр нынешнего Фурманова, города с сорокатысячным населением.

 

 

 

 

 

 

На втором кладбище, которое встретило нас уже знакомой часовенкой, покоятся наши остальные родственники, а главное – дед Сергей и бабушка Аня.

 

 

 

 

 

Отпустив такси, мы с Люсей нашли участок, добросовестно выпололи траву, обильно наросшую вокруг могилок со времени последнего посещения, поклонились родителям и дедам. Люся по местному обычаю оставила на столике рядом горсть крупы, конфеты и печенье…

 

 

 

Фотографии могильных надписей дедушки и бабушки привожу для нынешних правнуков и следующих поколений, кто лично не сможет посетить эти места. Года их жизни включили все потрясения прошлого века - и войны, и революции, и многие из них прошлись прямо по семейству Рыбиных.

 

 

 

Постараюсь вкратце изложить, что посчастливилось узнать от мамы и тети Люси.

Дедушке Сергею в 1914-м, году начала Первой Мировой как раз стукнуло восемнадцать. Жил он тогда в деревне Сносы, что рядом с селом Армёнки и одноимённой станцией, недалеко от Нерехты. Дед оказался по мобилизации на «империалистической», как её именовали ранее, прошел всю войну и вернулся к восемнадцатому году в родные Сносы. Надумал Сергей жениться (22 года, самое время деревенскому парню семьей обзаводиться!), присмотрел и невесту Аннушку в соседнем богатом селе Армёнки. А тут новые власти объявляют мобилизацию на следующую войну. Молодые, но уже через край нанюхавшиеся пороху парни, друзья Сергея, проигнорировали большевистский призыв и организовали в соседних лесах собственный отряд самообороны («зеленые»), винтовки-то все с фронта домой прихватили. Слава Богу, вихри Гражданской не захватили Ивановско-Костромские края, и воевать местному отряду не довелось ни с красными, ни с белыми.

По окончании Гражданской войны удалось Сергею, наконец, жениться. Аннушка (в девичестве Соколова) происходила из добропорядочного зажиточного семейства. Рассказывают, что её мама (моя прабабка) в бытность своей молодости ходила с бурлаками на Волгу, кашеварила для них. Причем, «бурлачество» это было, вопреки сложившемуся современному мнению, не уделом последних изгоев, а чем-то вроде стройотрядов для молодежи нашего времени. Т.е. формировались бригады из молодых рослых парней, подбирались такие же сильные и умелые девушки в поварихи и отправлялись во главе с бывалыми бурлаками на летний денежный промысел на Волгу, до которой рукой подать, тягать купеческие баржи. Думается, зажиточные родители в те времена вряд ли отправили бы незамужнюю дочку, если бы это было сильно предосудительно.

После свадьбы Сергей и Аннушка поселились в Сносах, начали рождаться дети. Первая – Нина, потом Надежда (моя мама), затем Тоня, Капа, Валя. Люся, как ранее упомянуто, родилась в самом начале Отечественной войны и уже в Фурманове. Всего детей у Рыбиных родилось десятеро, выжило только шестеро – и все дочки.
Дед Сергей был работящий, на все руки способный. И семья, и хозяйство росли, крепли, но подоспела коллективизация… Необходимо было сдать всю скотину и инвентарь в общественный фонд. Представляю, как жалко было селянам отдавать своё добро, нажитое кровью и потом. Поскольку дед Сергей был одним из самых работящих и хозяйственных к тому времени, то и доля его имущества и скотины в общественном фонде оказалась немалой. Чтобы как-то уберечь нажитое, вызвался Сергей поработать председателем во вновь организованном колхозе. Сельчане поддержали уважаемого соседа. Так и началась председательская карьера моего деда. Может, и удалось бы ему достичь административных высот, но подвело прошлое, связанное с «зелеными». К тому же, «застукали» деда как-то на рынке в Нерехте с мешком зерна. «Откуда зерно? Почему не сдал, как положено? Из кулацких закромов?». В общем, признали новые власти деда Сергея кулаком, назначили срок и отправили на лесоповал.

Хотя, очень возможно, что повезло тогда деду, т.к. попал он под самую первую волну репрессий, довольно мягкую, по сравнению с последующими. Жене Аннушке даже дозволили навестить мужа где-то в Вологодских лесах.

Отбыл дед Сергей срок, а когда вернулся в родную деревню со справкой об освобождении, в первую же ночь собрал своё семейство и вывез из деревни, пока справка действовала. Видно, понимал он, что жизни бывшему председателю, а нынешнему кулаку, хоть и освободившемуся, на старом месте не будет. Необходимо было срочно затеряться.

Таким образом, и оказалось семейство Рыбиных в начале тридцатых в соседнем городе Середа, где у деда были какие-то родственники. Поначалу поселились они в маленькой хибарке на нынешней улице Маяковского. Устроиться работать деду удалось только ассенизатором (а куда еще с судимостью и без городской специальности!). Но как-то получалось сводить концы с концами. Спасали трудолюбие и необходимость кормить растущее семейство. Построил дед Сергей своими руками дом на улице Ленской, и работу более приличную удалось найти.

Но тут новая война грянула – Великая Отечественная, в самом начале которой, в сентябре 1941-го родилась дочка, названная Людмилой. На этот раз мобилизовали деда не сразу. Сказывались приличный возраст (45 лет), большая семья. По рассказам тети Люси, забрали деда только в феврале 42-го. Оказался он в нестроевых частях танковой армии Рыбалко, с которой прошел всю войну вплоть до Берлина и Праги. Но вернуться домой после капитуляции Германии деду не довелось. Летом 45-го погрузили 3-ю гвардейскую танковую армию с техникой в эшелоны и отправили из Европы через всю страну на Дальний Восток воевать японцев. К счастью, военная кампания за тот месяц, что двигался состав по необъятным российским и сибирским просторам, закончилась. Вернулся дед Сергей домой где-то в конце 45-го, весь в фурункулах, но живой, на радость многочисленному семейству Рыбиных!

Но пора уже вернуться к нашим дням. Закончив обихаживать могилы дедов, мы отправились на следующий участок. Для этого надо было обойти кладбище по периферии, откуда открывался удивительно живописный вид на окраинные поселки Фурманова, который я не преминул запечатлеть. Поначалу я принял двухэтажные домики, прячущиеся в зелени, за родственников того дома, что изображен на знаменитой картине Поленова «Московский дворик», т.е. таких же старых, доживающих последние дни. Но позже, приглядевшись к фотографии, с великим изумлением обнаружил, что в зелени прячутся современные многоквартирные дома. Я только порадовался за земляков - значит, живет и развивается провинция!

А небо в противоположной стороне, между тем, заметно посинело. Надо было спешить.

 

 

 

 

 

 

 

Недалеко от могилок родителей покоится и одна из их дочерей с мужем - тётя Капа и дядя Ваня, как мы их в детстве звали (это родители кузины Татьяны). Трава на их могилах оказалась очень жесткой, нам с Люсей пришлось изрядно потрудиться, пока мы не справились с зарослями.

Люся оставила на столике привычные гостинцы, и мы тронулись в обратный путь.

 

Небо за это время не только посинело, но и почернело. Мы с Люсей споро двинулись в сторону города, до которого было с километр-два по полю. А я поминутно прикладывался к камере, чтобы во всех подробностях запечатлеть приближение грозы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

К счастью, мы успели до начала дождя добраться до городских кварталов, где встреча с грозой уже не представлялась столь страшной…

 

 

 

 

 

 

Продолжение следует…
http://sdfaruntsev.blogspot.ru/2015/10/blog-post_18.html